В смерти малыша прошу винить... (№ 22 (78) от 7 июня 2011 г.)

Если быть более точным, Диме Горбатенко было 3 года 7 месяцев. Для родителей нелепая смерть их ребёнка стало громом среди ясного неба, ведь перед такой несложной операцией по удалению аденоидов и гланд ребёнок был практически здоров: даже насморка не было!

Однако обо всём по порядку.

Дима рос развитым, подвижным ребёнком, любил своего старшего брата и всем делился с ним. Единственное, что его беспокоило, так это аденоиды: Дима часто простужался, нос частенько был заложен, он даже привык дышать ртом, и родители его за это даже журили. В конце концов они обратились к врачам, которые и порекомендовали прооперировать ребёнка в Ставрополе.

Сказано – сделано. Отец взял отпуск и отправился к тёще в Ставрополь. Знакомые порекомендовали сделать операцию не в краевой больнице, а в ЛОР-отделении 3-й горбольницы Ставрополя: там вроде бы лучшее детское ЛОР-отделение и неплохие специалисты.

Завотделением «трёшки» Кристина Геннадьевна Парфененкова подтвердила первоначальный диагноз кисловодских коллег и необходимость проведения операции, но предупредила родителей Димы, что в их случае удалять гланды полностью не нужно: достаточно будет лишь частично отсечь их с каждой стороны.

На следующий день, 19 мая, сдали необходимые анализы, легли в больницу и стали готовиться к операции. Вечером того же дня анестезиолог Александр Григорьевич Зозуля предупредил родителей, что после 10 вечера ребёнку нельзя ни пить, ни есть вплоть до операции, которая была назначена на 9-30 утра следующего дня. Все указания врача родители выполнили. Анализы и консультации участкового педиатра 3-й детской поликлиники показали, что Дима здоров.

Казалось, ничего не предвещало трагедии.

– Даже сердце ни у кого не ёкнуло, – вспоминает дедушка Димы Виктор Фёдорович Горбатенко. Тем более что полтора года назад внук перенёс более сложную операцию с грыжей в краевой больнице. Слава Богу, всё обошлось, а тут такая мелочь…

Прокручивая время назад, мама Димы вспоминала, что перед операцией малыш был спокоен, не капризничал, делал всё, что от него требовали. В палате его даже ставили в пример детишкам постарше.

Один родитель стыдил своего маленького «джигита»: будь мужчиной, посмотри, как малыш себя ведёт, не боится и не плачет…

Правда, Дима перед операцией всё просил пить и есть, а мама, чтобы хоть как-то отвлечь малыша, дала перед операцией ему в руки салфетку, и, поцеловав (а наверное, и перекрестив), благословила: «Иди, сыночка, там тебе дадут покушать!» Это сцена до сих пор стоит у неё перед глазами: проводила на свою беду...

Малыш пошёл на операцию своими ногами, а вынесли его из операционной, как и должно, на руках. Только вот в сознание Дима так и не пришёл…

Информация о случившемся уже прошла по всем каналам ТВ и СМИ, но «Ставропольский репортёр», единственный из всех, дал более подробную хронологию трагедии. Правда, в версии Виктора Фёдоровича Горбатенко, предоставившем «СР» необходимые материалы (родители Димы в шоковом состоянии и в настоящее время проходят интенсивную реабилитацию у психотерапевта).

И сделали мы это для того, чтобы люди не только узнали, как всё на самом деле происходило, как в таких ситуациях чаще всего поступают медики, чтобы уйти от ответственности, и что надо делать пострадавшим от действий врачей родственникам, чтобы этому помешать.

К чести убитых горем родителей Димы и благодаря знакомым деда (в прошлом работником правоохранительных органов), быстро примчавшихся на помощь и поддержавших эту семью, они сработали оперативно. И это пример всем нам.

В пятницу, 20 мая, плановые операции начались с опозданием, около 11 часов. Первой прооперировали девочку из 14-й палаты, затем 4-летнего мальчика, а потом в 11-40 и Диму.

Операция длилась на двадцать минут дольше, чем первые две: видимо, сразу не заладилось, пошло не так. Когда в 12-30 отец с анестезиологом занёс Диму в палату, мама поинтересовалась, как прошла операция, на что доктор ответил, что хорошо. И объяснил, что нужно делать: вытирать кровь, выделяющуюся из носа и рта. Уложил Диму на бок и попросил больных вести себя в палате тихо, чтобы не мешать спокойному сну Димы. А матери Димы пояснил: «Чем больше малыш поспит, тем легче перенесёт наркоз»», и ушёл.

Оксана Юрьевна сделала всё, как велел анестезиолог, и поначалу всё было вроде хорошо: ребёнок спокойно дышал, иногда вздыхал, иногда зевал. А кровь из носоглотки она вытирала стерильными салфетками.

Около трёх часов приехал отец Димы со старшим, шестилетним сыном Олегом – проведать и проверить состояние малыша. В этот момент, то есть спустя 2,5 часа после операции, в палату зашёл анестезиолог. Взглянув на содержимое пакета с грязными салфетками, он только и поинтересовался, сколько использовали салфеток. К ребёнку не подходил, его не осматривал, пульс не проверял, давление не измерял, зрачки не смотрел.

На вопрос матери, когда же её сын проснётся, доктор раздражённо бросил: «Я могу разбудить ребёнка, но он может закричать, начнётся кровотечение, и малыш будет мучиться. Вы этого хотите? Пусть лучше спит: чем дольше будет спать, тем лучше!»

Кто же из родителей захочет лишних мучений. Поэтому они и доверились анестезиологу, как специалисту. К тому же они заплатили анестезиологу ещё до операции: чтобы и наркоз подобрал, и был повнимательнее. И ничего не подозревая, родители продолжали охранять спокойный сон ребёнка, как рекомендовал доктор.

Примерно в 16 часов в палату зашла заведующая, оперировавшая Диму. Взглянув на пакет с использованными салфетками, сказала, что кровотечение должно прекратиться к вечеру, а пока надо тщательно вытирать кровь, чтобы ребёнку было легче дышать. А то, что малыш не пришёл в себя, её ничуть не смутило и не встревожило. Оттого и родители оставались спокойными. Кристина Геннадьевна объяснила, чем кормить малыша, сказала, что назначила обезболивающие уколы (каждые четыре часа в день операции, на следующий день – утром и вечером). А так как ребёнку удалили не только аденоиды, но и подрезали гланды, выпишут их скорее всего только в понедельник – 23 мая.

Спустя 10-15 минут она вновь заглянула в палату, предупредив о том, что в понедельник её не будет, назначила сосудосуживающие капли в нос (нафтизин) и орошение горла биопароксом.

И опять не выказала никакого беспокойства по поводу того, что ребёнок до сих пор не вышел из наркоза, не дала никаких других указаний или рекомендаций матери Димы. И ушла. Конец недели, пятница…

А время между тем шло: уже и ужин в 18 часов начался, и мама Димы увидела гуляющих по отделению детей, которым сделали такие же, как и Диме, операции. А малыш всё не просыпался. И вот тогда Оксана Юрьевна забеспокоилась всерьёз, побежала за заведующей или анестезиологом... Но медсестра Юля и санитарка на посту сказали, что они уже давно ушли. А заведующей вообще не будет аж до среды.

Вернувшись в палату, мама Димы попыталась сама разбудить малыша, разговаривая с ним. Взяла его за руку и обнаружила, что его пальцы сжаты в кулачок так, что их невозможно разжать. Лёжа на боку, он начал часто дышать и вытягиваться так, будто потягивался. В этот момент подошли супруг со старшим сыном и бабушкой Еленой Ивановной Чаусовой. Бабушка сказала, что такой реакции быть не должно и что нужно срочно позвать доктора. Оксана нашла дежурного врача в процедурной и рассказала Сергею Александровичу Еродневу, что сын после операции не просыпался, сжал кулачки, часто дышит и как-то странно вытягивается. С ребёнком явно что-то не в порядке. Доктор попросил не беспокоиться, спросил фамилию, посмотрел в списки. И пояснил, что если сегодня сделали операцию, то это совершенно нормальная ситуация. И быстро ушёл вниз на первый этаж.

Оксана не знала, куда бежать и где искать помощи. И побежала к медсестре, которой рассказала, что у сына спазмы и судороги, и это ненормально. Медсестра пообещала скоро зайти и сделать малышу обезболивающий и кровоостанавливающий укол.

– Умоляю вас, с сыном что-то не так, срочно помогите! – молила медсестру взволнованная мать.

Но медсестра зашла в тринадцатую палату лишь спустя несколько минут, и лишь тогда сделала малышу, как она пояснила, кровоостанавливающий укол. Что это была за инъекция, можно ли было её делать в данной ситуации, или надо было делать другую? Кем и когда был назначен этот укол: анестезиологом, хирургом, или дежурным врачом?

Теперь это выясняют следователи.

И лишь потом медсестра вызвала по мобильному дежурного врача.

Он появился в палате спустя несколько минут и первым делом спросил, измеряли ли ребёнку температуру. Мать ответила, что нет, ведь никто из врачей таких назначений не делал и градусник не давал.

Доктор измерил давление и стал теребить малыша за ушко. Наверное, для того, чтобы ребёнок проснулся. В этот момент медсестра пояснила ему, что сделала кровоостанавливающий укол, а димедрол колоть не стала: ребёнок и так спокоен. На что дежурный врач одобрительно кивнул.

Через 3-5 минут после укола у ребёнка стал резко меняться цвет кожи: до синюшно-багрового, после чего он перестал дышать. И больше они своего малыша не увидели. Живым…

Дежурный врач стал делать малышу искусственное дыхание и массаж сердца, но, видно, без толку, и ребёнка перенесли в операционную или процедурную. Мать и родственников туда не пустили. Через полчаса приехал реанимобиль (не поздновато ли?), появились какие-то врачи с чемоданчиками, а ещё через час приехала и заведующая.

Родственники видели, как врачи метались в поисках каких-то катеторов и подключных детских наборов, которые пришлось приносить-привозить из других отделений, а может, и из больниц. И нашли ли их, неизвестно, но возможно, именно эти мелочи и спровоцировали летальный исход? Это тоже предстоит выяснить следствию.

Полтора часа безуспешной реанимации Димы, как сказал дежурный реаниматолог, ничего не дали: в 20-50 врачи констатировали смерть. После ухода реаниматологов родственников пустили в операционную, и анестезиолог (кто и когда его вызвал?) сказал им, что у ребёнка, видимо, была какая-то редкая болезнь, связанная с непереносимостью наркоза, из-за чего малыш сегодня, либо в другой раз при наркозе обязательно бы скончался. Утешил… А где он, спрашивается, был со своими знаниями до операции? Кому, как не ему, анестезиологу, знать, что выбор наркоза зависит от состояния пациента, вида оперативного вмешательства, квалификации анестезиолога?

Однако изложенная анестезиологом версия не выдерживает никакой критики. Тогда почему, спрашивается, полтора года назад в краевой больнице при более сложной операции по удалению паховой грыжи малыш смог самостоятельно и благополучно выйти из наркоза?

Почему врачи «трёшки» преспокойно ушли домой, хотя не имели на это права? Тот же анестезиолог-реаниматолог, в чьи непосредственные обязанности входит наблюдение за больным, необходимое лечение в период выхода больного из анестезии и в ближайшем послеоперационном периоде. Который должен вплоть до полного восстановления жизненно важных функций.

А куда, скажите, смотрел детский хирург, на котором, заметьте, – по долгу службы! – лежит ответственность по предупреждению послеоперационных осложнений?

Иными словами, врачи имели право уйти домой только после того, как приведут в сознание послеоперационного больного, как следует из Единого квалификационного справочника должностей руководителей, специалистов и служащих в сфере здравоохранения (Приказ № 541 н Минзрава и соцразвития от 23 июля 2010 года). Чего не было сделано.

Но и это, как оказалось, далеко ещё не всё…

Со слов очевидцев, находившихся в больнице, стало известно, что анестезиолог пытался уничтожить в ординаторской документы из истории болезни Дмитрия Горбатенко: осмотр анестезиолога от 19.05.11 г. и протокол внутренней анестезии от 20.05.11 г. и заменить их, но ему не дали. Да и заведующая хотела что-то дописать в медкарте малыша. Чтобы скрыть халатность?

Им помешала «группа поддержки» деда (юристы и сотрудники правоохранительных органов), которые и посоветовали отцу Димы сообщить в милицию о смерти сына, после чего в больницу приехали участковый инспектор милиции со следователем, который и выписал направление на медосвидетельствование умершего малыша в Бюро судебно-медицинской экспертизы, расположенном на ул. Дзержинского, 70.

Однако водитель медмашины почему-то поехал совсем в другую сторону: не туда, куда указал в своём постановлении следователь, а в 4-ю больницу. Хорошо, друзья Виктора Горбатенко на двух машинах следовали за ними. Они остановили машину медиков, взяв её в кольцо.

На вопросы очевидцев и отца ребёнка, почему водитель нарушает предписание следователя, он ответил, что выполняет указание врача и наотрез отказался ехать в Бюро СМЭ. Наверное, кое-кому очень хотелось вскрыть ребёнка в своём ведомстве и «дописать, что надо».

И только после скандала отец с телом ребёнка и медсестрой Юлей был вынужден пересесть в сопровождающий медиков автомобиль и частным порядком отвезти ребёнка на Дзержинского, 70.

На следующий день, 21 мая, судмедэксперт БСМЭ выдал потерпевшим свидетельство о смерти с указанием причины: синдром внезапной смерти. В качестве основной предварительной версии с 90-процентной вероятностью эксперты называют анафилактический шок. Что его спровоцировало, станет известно после гистологии. Если экспертиза покажет, что ребёнок до операции был здоров, тогда почему это вообще случилось, а если нет, то почему вовремя не приняли меры?

Как пояснил «СР» следователь следственного отдела по Промышленному району г. Ставрополя следственного управления следственного комитета РФ по СК лейтенант юстиции Рубен Гюсан, 26 мая сего года возбуждено уголовное дело по ч. 2 ст. 109 УК РФ – причинение смерти по неосторожности вследствие ненадлежащего исполнения лицами своих профессиональных обязанностей. Что грозит ограничением свободы на срок до трёх лет, либо лишением свободы на тот же срок с лишением права занимать определённые должности или заниматься определённой деятельностью на срок до 3 лет или без таковых.

Всё будет зависеть от результатов экспертизы. В настоящее время в рамках уголовного дела проводятся следственные действия. Изъяты мёд- и амбулаторные карты ребёнка, проводится проверка законности и обоснованности действий медработников. Впереди допросы всех фигурантов уголовного дела, число которых в процессе расследования может измениться.

Надеемся, что следствие ответит на все вопросы. В частности, когда закончатся поборы в больницах? Почему врачи ушли домой, не приведя пациента после операции в сознание? Почему ничего не предпринимали до 18 часов? Что назначил дежурный врач? Какой укол сделала медсестра ребёнку? Почему не спешили медсестра и врач? Почему не нашлось нужных катетеров и подключичных детских наборов: мелочей, которые, возможно, и стали одной из причин смерти ребёнка? А главное, кто ответит за смерть ребёнка? И что сделать, чтобы такое не повторилось?

И это зависит не только от медиков. Важна и наша человеческая позиция. Чтобы люди в таких случаях были активны: обращались в полицию, вызывали оперативно-следственную группу. И принимали все меры к сохранности меддокументов, а в экстраординарных случаях – во избежание подделок – изымали меддокументацию. Не оставляли такие случаи без огласки. И не боялись обращаться в правоохранительные органы.

В любом случае действиям (или бездействию) врачей будет дана должная оценка, виновные понесут заслуженное наказание, уверены родственники Димы Горбатенко. Чтобы подобное не повторилось.

Надеются родственники на депутатов и особенно на СМИ: уж теперь-то, когда тайное предано огласке, не удастся спрятать концы в воду.