Дети и пасынки Гиппократа

Большие страдания маленького пациента

Как рассказал Евгений, 12 марта этого года ребёнок был госпитализирован в педиатрическое отделение больницы с диагнозом обструктивный бронхит. Через два дня, в воскресенье, у малышки поднялась температура до 38,7 градусов, начались рвота и понос, которые не прекращались весь день. Встревоженная мама девочки сообщила об этом дежурному врачу. Та осмотрела Катю и оценила её состояние как средней тяжести. И, кроме осмотра, никаких мер больше не предприняла. Несмотря на то, что у малышки наблюдались все признаки обезвоживания.

– На следующее утро дочку осмотрела уже наш лечащий врач, которая заявила нам, что ребёнок заражён внутрибольничной инфекцией, скорее всего, кишечной, – рассказал Евгений. – Но почему-то её не стали переводить в детскую инфекционную больницу, а просто поместили в отдельный так называемый бокс, больше похожий на кладовку для хозинвентаря. У ребёнка не был взят анализ кала на выявление возбудителя инфекции, не был зарегистрирован случай внутрибольничной инфекции, не проведено эпидемиологическое расследование, однако было начато лечение.

Следующие три дня стали кошмаром для Жуковых. По словам Евгения, улучшения в состоянии девочки не было никакого – сохранялись высокая температура, понос и рвота. У малышки не было аппетита, к вечеру синели ручки и ножки. Однако, как говорит он, медики этого словно не замечали.

– О таком тяжёлом состоянии ежедневно сообщалось лечащему врачу. Но при этом в конце смены ребёнка не осматривали ни лечащий, ни дежурный врачи. А заведующая педиатрическим отделением наведалась к дочке всего лишь раз. На наши просьбы собрать консилиум врачей по поводу крайне тяжёлого состояния ребёнка заведующая педиатрическим отделением и лечащий врач ответили отказом, ссылаясь на то, что ребёнка и так осматривали невролог и инфекционист. В течение пяти дней Кате ставили капельницы, при этом медсестра вместо положенных двух часов внутривенного капания глюкозы «поставила» капельницу на ускоренный режим и завершила процедуру за 45 минут. При этом велела нам самим, как препарат «докапает», закрутить колёсико, достать из венфлона шланг и закрутить на венфлоне крышечку. Кроме того, капсулы «Аципол», для которых установлен температурный режим хранения не более + 10 градусов, хранились на посту отделения на столе, а медсестра, выдавая их, высыпала капсулы прямо себе на ладонь. К 20 марта после такого горе-лечения Катя уже была чуть живая: не могла самостоятельно пить, не реагировала на окружающих. Не известно, чем бы всё это закончилось, но на наше счастье в этот день на смену заступила врач-реаниматолог Марина Миронова, которая случайно зашла в бокс и увидела Катю. Она тут же осмотрела ребёнка, задала ряд конкретных вопросов о состоянии дочери до госпитализации в больницу, динамике болезни в стационаре, и наконец-то стало понятно, что перед нами квалифицированный специалист. Потом Миронова позвала второго реаниматолога Евгения Ушмудина. Они квалифицировали состояние дочери как крайне тяжёлое и настояли на её переводе в палату отделения реанимации и проведении курса интенсивной терапии под общим наркозом. И уже на следующее утро стали наблюдаться сдвиги к лучшему: лицо ребёнка стало приобретать естественный цвет, а к вечеру того же дня нормализовался стул. Стало понятно, что ребёнок оживает и идёт на поправку. И за это наша семья безмерно благодарна врачам с большой буквы Мироновой и Ушмудину.

А вот благодарить персонал педиатрического отделения, за пять дней лечения доведший Катю до такого состояния, Жуковы отнюдь не намерены. А намерены добиваться их наказания. Родители уже написали соответствующие жалобы и главврачу больницы, и министру здравоохранения СК.

Всем сёстрам по серьгам

«Как так вышло, и кто понесёт наказание за лечение ребёнка спустя рукава?» – с этим вопросом я отправилась к главному врачу больницы Вячеславу Кашникову, к которому, между прочим, у меня были ещё другие, так сказать, «интересные вопросы», не связанные с жалобой Жуковых. Но о них чуть позже.

Откровенно говоря, шла на встречу с тяжёлым сердцем, внутренне готовясь к враждебному отпору со стороны руководителя медучреждения. Ибо долгий журналистский опыт научил, что представители медицинского сообщества, как правило, рады видеть репортёра только в одном случае – если тот пришёл их хвалить. Но, к счастью, из правил существуют и исключения. Доктор Кашников не стал наводить тень на плетень и пытаться выгораживать своих подчинённых.

– Сейчас по жалобе Жуковых мы проводим служебную проверку с привлечением ряда экспертов, – рассказал он. – По её итогам запланирован медицинский совет с «разбором полётов». Поверьте, если доводы родителей девочки найдут подтверждение, на медсовете будут сделаны оргвыводы, вплоть до увольнения сотрудников. Хочу, кстати, сразу отметить, что никакого зла на Жуковых за то, что они написали жалобу, обратились в газету, в краевой минздрав, я не держу. Наоборот, если бы все недовольные медобслуживанием пациенты поступали так, честно и открыто озвучивая претензии, а не просто шептались по углам, в нашей системе был бы больший порядок. Таких работников, которые могут «залечить» ребёнка или проводить лечебные манипуляции не как положено, а как хочется, мне и даром не надо. Несмотря на дефицит кадров.

Кроме того, доктор Кашников пообещал, что непременно ознакомит с выводами служебной проверки заявителей. Впрочем, Евгений Жуков, по роду своей деятельности адвокат, не очень-то верит в объективность подобных внутренних разбирательств из-за ставшей уже притчей во языцех корпоративной солидарности медиков. Поэтому намерен обратиться к независимым экспертам и передать им всю медицинскую документацию, касающуюся истории болезни его дочери. «Ставропольский репортёр» также в свою очередь будет следить, чем закончится эта история.