От шансона до экстремизма – один шаг?

Сенатор против криминальной субкультуры

С законодательной инициативой положить конец распространению в нашей стране блатных понятий выступил член Совета Федерации Антон Беляков, ставший автором соответствующего законопроекта.

«В России на законодательном уровне не допускается пропаганда суицида, наркотиков, экстремизма как негативных и общественно опасных явлений. Вместе с тем формально до настоящего времени отсутствует запрет на пропаганду криминальной субкультуры, хотя популяризация преступного образа жизни имеет отнюдь не меньшую степень общественной опасности, а сама криминальная субкультура напрямую связана с экстремизмом, рэкетом и другими нарушениями законности и правопорядка», – говорится в сообщении верхней палаты парламента, полученном редакцией «Ставропольского репортёра».

Вместе с тем, по мнению сенатора, сложившееся на сегодняшний день положение вещей внушает серьёзные опасения. В последнее время в СМИ всё чаще появляется информация об активизации неформального молодёжного сообщества, члены которого пропагандируют тюремные понятия среди несовершеннолетних, организуют сбор денег в так называемые «общаки», оказывают поддержку лицам, находящимся в заключении. Неоднократно сообщалось о вовлечении в подобного рода деятельность учащихся школ и воспитанников детских домов, а также о нападениях на сотрудников правоохранительных органов, неизменно сопровождающихся криками «АУЕ!».

Для предотвращения дальнейшего распространения этого явления предложено установить законодательный запрет на пропаганду криминальной субкультуры в СМИ и Интернете, а также наделить Роскомнадзор правом блокировки ресурсов, формирующих представление о привлекательности криминального образа жизни во внесудебном порядке.

Тюрьма, улица, Интернет

Действительно, в последние месяцы об угрозе, исходящей от молодёжных объединений, условно называемых АУЕ, написаны сотни статей. Само наименование – собирательное, обобщающее, потому что как нечто целое это движение никогда не существовало, хотя тезис о единстве арестантского уклада известен давно и не подлежит сомнению среди тех, кто придерживается криминальных традиций.

В том, что блатная романтика шагнула из тюрем на улицу, а оттуда в Интернет, обретая новых поклонников, нет ничего удивительного. В социальных сетях существуют тысячи групп, насчитывающие в буквальном смысле сотни тысяч подписчиков из России и стран СНГ. Основной контент таких сообществ – лагерная лирика, цитаты из гангстерских фильмов, соответствующие фото в сочетании с признанием в любви маме, которая должна понять и простить, а также поговорками, например: «Масть – не лошадь, к утру повезёт». В некоторых случаях подобные группы являются местом знакомств и общения для тех, кто волею судьбы и решением суда оказался в местах не столь отдалённых.

Одним словом, никакой интеллектуальной нагрузки они не несут, и ожидать от их участников обсуждения работ Шопенгауэра бессмысленно. Другой вопрос – насколько само существование подобных интернет-сообществ влияет на вовлечение несовершеннолетних в орбиту криминального мира. И что, собственно, считать пропагандой соответствующего образа жизни? Ведь одно дело – пустить слезу под песни Александра Новикова или группы «Лесоповал» и совсем другое – стремиться занять некую нишу в воровской иерархии, на борьбу с чем и направлен законопроект сенатора А. Белякова.

«Каторжные княгини, каторжные князья...»

Интерес к тюремной романтике в российском обществе присутствовал издавна. О быте каторжан и обитателей трущоб писали Фёдор Достоевский, Всеволод Крестовский, Владимир Гиляровский; большой популярностью в дореволюционной России пользовались мемуары бывшего начальника петербургской сыскной полиции Ивана Путилина. Их книгами увлекались и рафинированная русская интеллигенция, и массовый читатель. Не обходилось и без уголовных сенсаций вроде громкого судебного процесса «Червонных валетов» – разветвлённой преступной организации, создатели которой находились под впечатлением популярных в то время французских романов об авантюристе Рокамболе. Настоящий шок современников вызвал факт нахождения на скамье подсудимых представителей высших сословий, в том числе аристократии.

Но если в ХIХ – начале XX вв. каторжная действительность была обособлена, то спустя столетие блатная тематика стала неотъемлемой частью массовой культуры. Далеко не в последнюю очередь это связано с карательной политикой большевиков, создавших систему концлагерей, многочисленные узники которых, вернувшиеся домой после смерти Сталина, в той или иной степени и стали носителями этой самой лагерной субкультуры. Так «каторжные княгини и князья», о которых писала Марина Цветаева, сошли со страниц романов и стали неотъемлемой частью советской действительности.

Воровские понятия одинаково распространялись в сельской глубинке и на рабочих окраинах крупных промышленных городов, неизменно привлекая склонную к риску и пафосу молодёжь. Эту увлечённость блатной «эстетикой» ярко описал Эдуард Лимонов в своих романах харьковского цикла. По-настоящему второе дыхание процесс идеологической криминализации получил в 90-х не в последнюю очередь благодаря запоминающимся образам отечественного кинематографа, на долгие годы ставшим примером для подражания подрастающих поколений. 

«Красть составы гораздо безопаснее...»

Чем обернётся на практике сенаторская инициатива, догадаться не сложно: любители выискивать запрещённые файлы получат новый импульс для масштабной деятельности, а изменения в уголовный кодекс, если таковые будут внесены, вскоре заработают не хуже, чем статьи о разжигании межнациональной розни или оскорблении чувств верующих.

Несомненно, первыми в поле зрения бдительных борцов с криминальной романтикой попадут песни многочисленных исполнителей так называемого «русского шансона», по-прежнему популярные среди определённой категории слушателей. Кроме того, обвинить в романтизации уголовщины можно будет значительную часть отечественной кинопродукции, выпущенной в 1990-х или начале 2000-х. Достаточно вспомнить ставшие в своё время культовыми фильмы «За последней чертой», «Брат», «Бумер» или «Бригада». Да что тут говорить! При желании чёрную метку может получить даже знаменитый «Бандитский Петербург», один из героев которого – Виктор Палыч (Антибиотик), великолепно сыгранный Львом Борисовым – так и сыпет с экрана глубокомысленными фразами вроде той, что воровать, дескать, нужно вагонами, это безопаснее…

Во всех перечисленных фильмах образы братков и криминальных авторитетов если и не выведены положительно, то представлены вполне реалистично: живыми людьми со своими сильными и слабыми сторонами (вспомним, например, героя Алексея Серебрякова из «Бандитского Петербурга»). В противоположность им, живущим по примитивным, жестоким, но всё же хоть каким-то «кодексам чести», правоохранительная система здесь показана до корней прогнившей, а немногочисленные честные персонажи в погонах – белыми воронами, которым самим зачастую приходится нарушать закон.

В последние годы идеологический вектор изменился на 180 градусов, и о криминальной романтике в кино зрителям пришлось забыть. Вот только Министерство культуры, которое теоретически обязано заботиться о духовном облике наших граждан, на практике не спешит радовать нас достойной заменой гангстерских боевиков. Сотни миллионов бюджетных рублей идут на сомнительные поделки вроде псевдоисторических «Викинга» или «Матильды», финансирование маловразумительных постановок «Гоголь-центра» и тому подобные проекты. Здесь впору задуматься о том, на что же были потрачены 93 миллиарда рублей, выделенные на развитие отечественной культуры и кинематографии в 2017 году?

По пути наименьшего сопротивления

Другая предложенная альтернатива – многочисленные шаблонные сериалы о героических сотрудниках полиции – на фоне убогой российской действительности большинством граждан воспринимается не иначе, как насмешка, в сравнении с которой братки из 90-х в некоторых случаях и вовсе ассоциируются с Робин Гудами. Итак, либо бесконечные «ментовские войны», либо условный «Викинг» вкупе с «Матильдой». Выбирать особо не из чего, как говорится, «оба хуже».

Выходит, что не получается ударить по блатной романтике новыми культурными шедеврами. А значит, остаётся единственный выход – принимать карательные меры. В итоге законодателями был выбран путь наименьшего сопротивления: запретить, удалить, а в случае неисполнения – привлекать к уголовной ответственности, для пущего устрашения приравняв к экстремизму. И как тут снова не вспомнить одну из гениальных фраз незабвенного Антибиотика: «Мочиловом в сортире любят заниматься те, кто ничего больше делать не умеет!».

Действительно, для принятия радикальных мер особых интеллектуальных усилий прилагать не нужно. Для сравнения добавим, что после упомянутого нами процесса «Червонных валетов», проходившего в Петербурге в 1877 году, никому из высших чиновников российской империи не пришло в голову потребовать запрета на издание западных и отечественных уголовных романов. Окружение императора Александра II предпочитало созидательный труд на ниве просвещения (тогда как раз было время великих реформ). Всё-таки для подготовки грамотной альтернативы нужны знания и профессионализм. Видимо, с этим дела сегодня обстоят гораздо хуже, чем в эпоху государя-реформатора.